— Привет, – кинул Илья с порога.
— Привет, – ответила Анна.
Центр психологической помощи. Сегодня вторник, день консультации. Илья – психолог, девушка – его клиентка. Терапия продолжается третий месяц. За это время она, пришедшая сюда когда-то в полном разладе с собой, стала заметно живее и уверенней в себе. Её движения почти не скованы, поведение естественное.
Девушка подождала, пока Илья снимет верхнюю одежду и торжествующим тоном заявила:
— Мы сегодня в «двойке».
Ей нравится приходить на пять-десять минут раньше, узнавать в каком они на этот раз кабинете. Это даёт ощущение контроля над ситуацией, довольно важного для неё, ведь на консультациях приходится быть предельно честной, и прежде всего, с самой собой. Сложно не обмануть других, если обманываешь себя. Но у неё это каким-то образом получается из недели в неделю.
— Хорошо, – подтвердил Илья, и прибавил, – сейчас только кофе налью.
Она молча кивнула в ответ, потягивая из белого картонного стаканчика свою порцию, пожалуй, последнего легального наркотика современности.
Вооружившись чёрным без сахара кофе они отправились в кабинет. Девушка заняла своё любимое место: широкий коричневый диван, Илье же ничего не оставалось, как разместиться на кресле.
— Ну как неделька? – спросил он.
— Хорошо, – улыбнувшись, глядя в пол, ответила она. Этот, как всегда ожидаемый, вопрос снова поставил её в тупик. Никто не умер, никто не заболел, с работы не выгнали, война не началась, дом не сгорел. А значит, всё хорошо. Что ещё ответить?..
— Я отцу звонила, – продолжила девушка, вспоминая значимые события прошедшей недели.
— И как?
— Сказала, что люблю его. Впервые за 28 лет своей жизни. Никогда не думала, что когда-нибудь ему это скажу… В десять я безумно злилась, на то, что его нет рядом со мной. К четырнадцати начала ненавидеть. С пятнадцати до двадцати мне было проще думать, что он умер или вообще никогда не существовал. А в двадцать захотелось его найти. Четыре года искала. Нашла. Приехала. Но он побоялся выйти из комнаты. Меня приняла его жена. Несмотря на то, что в дом пришёл внебрачный ребёнок мужа, встретила меня с теплом, даже тортом накормила. И сказала, что всегда знала, что я когда-нибудь приду…
Девушка замолчала, вспоминая кружку чая и пачку сигарет отца, лежавшую на столе. Мальборо. Красные. Он всегда любил крепкие и курил много. Ей вспомнилось, как она сидела на его коленях в свои шесть лет и огромным интересом и восхищением, на которые способны только маленькие дети, изучала, как открывается пачка.
— Я так хочу увидеть папу, – с грустью в голосе поделилась девушка, – я не видела его уже двадцать один год… Знаешь, какое у меня последнее воспоминание о нём?
— Какое?
— Это было ранней осенью. Мой первый год в школе. Мы шли по дороге втроём. Мама, папа и я посередине. Они впервые на моей памяти не выясняли отношения между собой. Чего им было выяснять тогда? Между ними была я. И людей в мире больше не было, кроме нас троих. Да и мира-то не было, только яркий солнечный свет вокруг нас, голубое безоблачное небо и разбитый серый сухой асфальт просёлочной дороги, по которой почти не ездили машины…
Я смеялась, а они смотрели на меня. Оба. Смотрели вниз на маленького семилетнего человечка, которого сами же и создали, и улыбались. А мне мечталось, что может быть, это значит, что они помирились, и у меня теперь будут мама и папа, а не бабушка, воспитывающая и меня, и человека, меня родившего, которого я видела преимущественно вечерами после работы, уставшего и не имеющего сил поиграть или хотя бы поговорить со мной.
У многих детей в классе были родители. И мне так хотелось, чтобы у меня они тоже были, чтобы они жили со мной, растили меня, а не встречаться по вечерам с уставшей мамой, и несколько раз в год с папой, выслушивая в эти долгожданные, но такие редкие моменты, как они постоянно обвиняют друг друга в том, во что превратились их отношения и выясняют, от кого я родилась…
— Ань! – позвал ушедшую глубоко в свои воспоминания клиентку Илья.
— Да… – робко отозвалась она, не сразу поняв, где находится.
— Ты плачешь…
Она провела ладонями по своим щекам. На пальцах остались слёзы. Улыбнувшись кривой «защитной» улыбкой, девушка подтвердила:
— И правда, плачу…
— Впервые за всё время терапии, – заметил Илья.
— Да, – на этот раз девушка искренне улыбнулась, и даже начала смеяться. Ей стало легче. После небольшой паузы она сказала, – Знаешь, есть такая фраза, только не помню, кто сказал: «Хороший воин – не тот, кто не упал, а тот, кто поднялся». Детство часто заставляло меня падать. Но я не чувствовала иного выхода, кроме как подниматься.
— Как ты?
— Ничего… Я в порядке.
